Почему фильмы о супергероях так популярны? Робин Гуд, Зорро, Супермен, Человек-Паук, Халк и т.д. Что их всех объединяет? Чаще всего у них совсем не хватает времени на собственную жизнь и аутентичность, они скрыты под маской и им многим приходится жертвовать. Вся послевоенная культура сформирована на героизме и данное поведение все еще поощряется обществом. Например, старший сын семейства берет на себя обязанности в заботе и финансового обеспечения за всеми остальными братьями, сестрами, обучает их всех платно в университетах сам при этом не имея диплома, организовывает их свадьбы и даже отвечает за беззаботную старость родителей. Старшая дочь обычно берет на себя эмоциональную сторону семейства и помогает контейнировать все чужие чувства братишек и сестренок, но не своих. По мере возрастания она может нянчить их детей, обучать в университетах, так и не заведя свою семью. Чем они не герои, не спасатели?
В фильме про Бэтмена ярко показана сцена убийства его родителей, после которого он ставит себе почти невозможную и опасную цель — встать на страже города Готтем, дабы больше не допустить таких трагедий, которую он пережил сам. Но обязательно ли умирать родителям чтобы стать сиротой? К сожалению в мой кабинет приходят сироты с живыми родителями. Насколько живы их родители уже другой вопрос.
Как человек становится спасателем и героем? Что же могло с ним такое произойти, что он не выдерживает страдания людей, несовершенство мира и пытается все и всех исправить? Помощь ли это или “причинение помощи”? Можно ли спасти человека или это равноценно тому чтобы пасти овец?
Чтобы исследовать этот вопрос более глубоко в августе с помощью данной платформы мне удалось набрать терапевтическую группу под названием “Спасти = пасти овец”. Группа была бесплатной и длилась 5 недель, это 5 встреч по 3 часа каждый. Участвовало 8 человек - это 8 судеб людей, которые стали спасателями своим родителям братьям или сестрам мужьям коллегам, спасателями уличных брошенных котят и собак, и других нуждающихся.
Кто такие спасатели?
Спасатели любят помогать. Однако данная “помощь” не дает другому расти, а лишь привязывает к спасателю, делая его зависимым, немощным, жертвой обстоятельств или агрессора. Спасатель спасает для того, чтобы быть нужным и справиться со своей беспомощностью и бессилием перед несовершенством мира “исправляя” ситуацию. Спасая, он не помогает, тем самым ситуация повторяется из раза в раз, поддерживая треугольник отношений агрессор-жертва-спасатель.
В группе участвовали 3 работающие женщины, одновременно находящиеся в декрете, у каждой из которых от 2 до 3 детей. Их желание успевать все и вся, ухаживать за детьми, продвигаться в карьере, быть удобными, при этом не давая участвовать их мужьям в воспитании детей, без права на отдых естественным образом привели их к выгоранию. Их единственный вопрос был “Что с нами не так? Почему мы все тащим на себе?”.
Другой участник группы настолько устал от спасательства, что от недооцененности его стараний чувствовал себя ненужным, полезным лишь функционально и использованным как мусорное ведро.
Другая участница не могла перестать спасать своих сестер финансово, чтобы они перестали жаловаться матери, тем самым пытаясь облегчить жизнь своей итак страдающей матери. Спасая их она бывает настолько занята, что ее старшему ребенку, которому еще нет 10 лет, приходится помогать ей с младшими детьми. На одной из сессий она увидела как повторяется сценарий ее жизни в ее старшем сыне, ведь она тоже была старшей и помогала во всем маме.
Следующий участник не мог быть искренним в своих чувствах с другими, спасая их от самого себя, так как боялся что в близком, искреннем и уязвимом состоянии может только навредить другому.
Оставшихся участников я выделила бы отдельную категорию, так как они выбрали в качестве профессии такие помогающие специальности как психолог, социолог, детский психолог по работе с детьми с расстройствами ЗПРР и РАС. Эти клиенты имея несколько дипломов отдавали себя всецело своей работе без учета своих потребностей. Не умели оценивать свою работу по достоинству, имея огромный опыт работы считали себя дилетантами и самозванцами в своем деле и брали низкую оплату труда. Все свои заслуги приписывали к обычной удаче и везениям. Такое грубое искажение себя и своей ценности толкает на невероятные подвиги в работе, карьере, чтобы доказать себе и миру свою пользу и нужность. Таким образом спасательство становится их образом жизни и единственный, но сомнительный способ почувствовать себя счастливыми и удовлетворенными в жизни.
Пять встреч не были нацелены на глубокую терапию и исцеление, однако нам удалось увидеть реальность каждого участника, чтобы они могли теперь осознавать то, что раньше они делали неосознанно и наконец сделать выбор в пользу себя. Также нам удалось обнаружить причины такого поведения.
Как становятся спасателями?
Вторая встреча с группой запомнилась мне наверное на всю жизнь. На ней мы обнаружили, что как одна участница так судорожно пытается примирить своих родителей, выслушать обе стороны (они в разводе около 10 лет), лишь бы исчерпать конфликт. И когда группа обратилась к ней зачем она это делает, она сказала что она так и жила всю свою жизнь, что всегда когда родители ссорились она бросалась спасать их обоих, но чаще маму, потому что она была слабее. Мы стали свидетелями брошенности, одиночества, боли той маленькой девочки, которая отчаянно пыталась и все еще пытается спасти уже несуществующий брак своих родителей.
Те слезы настолько глубоко врезались в мою память, что даже и представить страшно как эта девочка научилась подавлять, не видеть, игнорировать собственные чувства, собственные потребности, приоретизируя общее благо. В этих слезах мы отчетливо услышали и увидели истошный детский крик о помощи, который шел к нам почти 30 лет. Цена этой иллюзии оказалась ее ментальным и физическим здоровьем.
К великому сожалению, ребенок не может просить родителей оставаться родителями, когда те не справляются. Ребенок начинает САМ становиться этим родителем для своих родителей и других детей в этой семье. Этот феномен называется парентификацией [1]. Он настолько верен и любит своих родителей, что не может игнорировать их незакрытые потребности, нужды, их тревоги и отсутствие опор и становится для них:
- защитником;
- опорой;
- помощником в быту, с детьми, с финансами;
- хорошим слушателем;
- чутким;
- чувствительным к их нуждам;
при этом требовательным к себе, ведь только так он получает это чувство безопасности и ощущение что все наладится и родители, наконец, его полюбят.
Ребенок не знает о своих правах, все что делают и не делают по отношению к нему родители для него становится законом на всю жизнь. Любовь ребенка к матери настолько безгранична что может уничтожить его самого, а если точнее, то уничтожить ребенка в нем. То есть детство так и остается не прожитым, оставленным, нереализованным. Эта нереализованность в самом базовом уровне человеческого развития сильно влияет на его уверенность, мужество действовать, на стремление к реализации себя. Такая нереализованность рождает в человеке виктимное (жертвенное) поведение, которое глубоко изнутри будет всегда направлен на утоление той накопленной жажды детства, беззаботности, спокойствия, безопасности и свободы в своих эмоциональных проявлениях.
Кто под маской спасателя?
На последней 5 встрече группы каждый участник обнаружил в себе человека, который сам нуждался все эти годы в спасении. Передо мной сидели 8 маленьких сирот, которые даже не догадывались о том, какая помощь им нужна, о том, какой жизни на самом деле они достойны. Будто к 5 встрече они уже перестали защищаться и приняли свою правду, страшную правду о себе. И правда эта освобождала от чувства вины и стыда, и, наконец, им стало доступно чувство боли и потери своего детства. Ужас, который я испытала в тот день не давал мне покоя, что я задумалась об открытии более длительной по времени группу, но уже не для спасателей, а для жертв. Поясню почему.
Все мы знаем треугольник Карпмана, где есть жертва, агрессор и спасатель. Но мало кто знает, что сам треугольник довольна динамическая структура. Что жертва со временем становится спасателем, а насильник может стать жертвой, спасатель спасая жертву прибегает к насилию над насильником, становясь на его место, либо прибегает к насилию чтобы насильно спасти жертву. И так по треугольнику из года в год. Может меняться возраст человека, место в котором он живет, но психика все продолжает проигрывать эти сценарии и находить подходящих для себя людей в жизни.
В каждой из этой роли сидит жертва травматического события, однако то, как он среагировал на эту травму и определяет какую ведущую роль он будет подсознательно выбирать в той или иной стрессовой ситуации. Есть 4 психические защиты: бегство, активация, борьба и замирание[2]. Психика ребенка прибегает к той или иной защите в зависимости от того, насколько ему хватит ресурсов. Ресурсом здесь может являться более взрослый возраст ребенка, больший размер его тела, присутствие рядом людей или нахождение в более знакомой местности.
Чем больше ресурсов, тем больше вероятности что он убежит или будет активничать, пытаться спасти и других — это психическая защита присущая спасателям. Чуть меньше ресурсов, значит ему остается бороться лоб-в-лоб тем самым становясь агрессором. Несоразмерность травматического события по отношению к ресурсам, возрасту, опыту ребенка может привести к замиранию или диссоциации, ребенок впадает в ступор, не может пошевелиться и никак себе помочь. Эти паттерны закрепляются в его психике так сильно, что взрослея он все еще может вести себя как ребенок, вызывая только раздражение окружающих.
Психика имеет механизм самоисцеления. Происходит он с помощью повторного проигрывания, где люди вновь и вновь неосознанно будут попадаться в повторяющиеся ситуации, воспроизводить тот травматический опыт, чтобы психика смогла преодолеть то, что она не преодолела в детстве. К сожалению, так как психика осталась на уровне ребенка, психические защиты будут включаться вновь и вновь, не давая ему преодолеть то, на что у него итак не хватило сил.
Поэтому здесь в силу должна вступать индивидуальная или групповая длительная психотерапия, где терапевт может выступить в качестве того взрослого, которого ему не хватало чтобы, наконец, почувствовать себя ребенком в полной безопасности. Это словно построение моста между ребенком и миром, от которого он закрылся щитом Спасателя.
В фильме про Бэтмена ярко показана сцена убийства его родителей, после которого он ставит себе почти невозможную и опасную цель — встать на страже города Готтем, дабы больше не допустить таких трагедий, которую он пережил сам. Но обязательно ли умирать родителям чтобы стать сиротой? К сожалению в мой кабинет приходят сироты с живыми родителями. Насколько живы их родители уже другой вопрос.
Как человек становится спасателем и героем? Что же могло с ним такое произойти, что он не выдерживает страдания людей, несовершенство мира и пытается все и всех исправить? Помощь ли это или “причинение помощи”? Можно ли спасти человека или это равноценно тому чтобы пасти овец?
Чтобы исследовать этот вопрос более глубоко в августе с помощью данной платформы мне удалось набрать терапевтическую группу под названием “Спасти = пасти овец”. Группа была бесплатной и длилась 5 недель, это 5 встреч по 3 часа каждый. Участвовало 8 человек - это 8 судеб людей, которые стали спасателями своим родителям братьям или сестрам мужьям коллегам, спасателями уличных брошенных котят и собак, и других нуждающихся.
Кто такие спасатели?
Спасатели любят помогать. Однако данная “помощь” не дает другому расти, а лишь привязывает к спасателю, делая его зависимым, немощным, жертвой обстоятельств или агрессора. Спасатель спасает для того, чтобы быть нужным и справиться со своей беспомощностью и бессилием перед несовершенством мира “исправляя” ситуацию. Спасая, он не помогает, тем самым ситуация повторяется из раза в раз, поддерживая треугольник отношений агрессор-жертва-спасатель.
В группе участвовали 3 работающие женщины, одновременно находящиеся в декрете, у каждой из которых от 2 до 3 детей. Их желание успевать все и вся, ухаживать за детьми, продвигаться в карьере, быть удобными, при этом не давая участвовать их мужьям в воспитании детей, без права на отдых естественным образом привели их к выгоранию. Их единственный вопрос был “Что с нами не так? Почему мы все тащим на себе?”.
Другой участник группы настолько устал от спасательства, что от недооцененности его стараний чувствовал себя ненужным, полезным лишь функционально и использованным как мусорное ведро.
Другая участница не могла перестать спасать своих сестер финансово, чтобы они перестали жаловаться матери, тем самым пытаясь облегчить жизнь своей итак страдающей матери. Спасая их она бывает настолько занята, что ее старшему ребенку, которому еще нет 10 лет, приходится помогать ей с младшими детьми. На одной из сессий она увидела как повторяется сценарий ее жизни в ее старшем сыне, ведь она тоже была старшей и помогала во всем маме.
Следующий участник не мог быть искренним в своих чувствах с другими, спасая их от самого себя, так как боялся что в близком, искреннем и уязвимом состоянии может только навредить другому.
Оставшихся участников я выделила бы отдельную категорию, так как они выбрали в качестве профессии такие помогающие специальности как психолог, социолог, детский психолог по работе с детьми с расстройствами ЗПРР и РАС. Эти клиенты имея несколько дипломов отдавали себя всецело своей работе без учета своих потребностей. Не умели оценивать свою работу по достоинству, имея огромный опыт работы считали себя дилетантами и самозванцами в своем деле и брали низкую оплату труда. Все свои заслуги приписывали к обычной удаче и везениям. Такое грубое искажение себя и своей ценности толкает на невероятные подвиги в работе, карьере, чтобы доказать себе и миру свою пользу и нужность. Таким образом спасательство становится их образом жизни и единственный, но сомнительный способ почувствовать себя счастливыми и удовлетворенными в жизни.
Пять встреч не были нацелены на глубокую терапию и исцеление, однако нам удалось увидеть реальность каждого участника, чтобы они могли теперь осознавать то, что раньше они делали неосознанно и наконец сделать выбор в пользу себя. Также нам удалось обнаружить причины такого поведения.
Как становятся спасателями?
Вторая встреча с группой запомнилась мне наверное на всю жизнь. На ней мы обнаружили, что как одна участница так судорожно пытается примирить своих родителей, выслушать обе стороны (они в разводе около 10 лет), лишь бы исчерпать конфликт. И когда группа обратилась к ней зачем она это делает, она сказала что она так и жила всю свою жизнь, что всегда когда родители ссорились она бросалась спасать их обоих, но чаще маму, потому что она была слабее. Мы стали свидетелями брошенности, одиночества, боли той маленькой девочки, которая отчаянно пыталась и все еще пытается спасти уже несуществующий брак своих родителей.
Те слезы настолько глубоко врезались в мою память, что даже и представить страшно как эта девочка научилась подавлять, не видеть, игнорировать собственные чувства, собственные потребности, приоретизируя общее благо. В этих слезах мы отчетливо услышали и увидели истошный детский крик о помощи, который шел к нам почти 30 лет. Цена этой иллюзии оказалась ее ментальным и физическим здоровьем.
К великому сожалению, ребенок не может просить родителей оставаться родителями, когда те не справляются. Ребенок начинает САМ становиться этим родителем для своих родителей и других детей в этой семье. Этот феномен называется парентификацией [1]. Он настолько верен и любит своих родителей, что не может игнорировать их незакрытые потребности, нужды, их тревоги и отсутствие опор и становится для них:
- защитником;
- опорой;
- помощником в быту, с детьми, с финансами;
- хорошим слушателем;
- чутким;
- чувствительным к их нуждам;
при этом требовательным к себе, ведь только так он получает это чувство безопасности и ощущение что все наладится и родители, наконец, его полюбят.
Ребенок не знает о своих правах, все что делают и не делают по отношению к нему родители для него становится законом на всю жизнь. Любовь ребенка к матери настолько безгранична что может уничтожить его самого, а если точнее, то уничтожить ребенка в нем. То есть детство так и остается не прожитым, оставленным, нереализованным. Эта нереализованность в самом базовом уровне человеческого развития сильно влияет на его уверенность, мужество действовать, на стремление к реализации себя. Такая нереализованность рождает в человеке виктимное (жертвенное) поведение, которое глубоко изнутри будет всегда направлен на утоление той накопленной жажды детства, беззаботности, спокойствия, безопасности и свободы в своих эмоциональных проявлениях.
Кто под маской спасателя?
На последней 5 встрече группы каждый участник обнаружил в себе человека, который сам нуждался все эти годы в спасении. Передо мной сидели 8 маленьких сирот, которые даже не догадывались о том, какая помощь им нужна, о том, какой жизни на самом деле они достойны. Будто к 5 встрече они уже перестали защищаться и приняли свою правду, страшную правду о себе. И правда эта освобождала от чувства вины и стыда, и, наконец, им стало доступно чувство боли и потери своего детства. Ужас, который я испытала в тот день не давал мне покоя, что я задумалась об открытии более длительной по времени группу, но уже не для спасателей, а для жертв. Поясню почему.
Все мы знаем треугольник Карпмана, где есть жертва, агрессор и спасатель. Но мало кто знает, что сам треугольник довольна динамическая структура. Что жертва со временем становится спасателем, а насильник может стать жертвой, спасатель спасая жертву прибегает к насилию над насильником, становясь на его место, либо прибегает к насилию чтобы насильно спасти жертву. И так по треугольнику из года в год. Может меняться возраст человека, место в котором он живет, но психика все продолжает проигрывать эти сценарии и находить подходящих для себя людей в жизни.
В каждой из этой роли сидит жертва травматического события, однако то, как он среагировал на эту травму и определяет какую ведущую роль он будет подсознательно выбирать в той или иной стрессовой ситуации. Есть 4 психические защиты: бегство, активация, борьба и замирание[2]. Психика ребенка прибегает к той или иной защите в зависимости от того, насколько ему хватит ресурсов. Ресурсом здесь может являться более взрослый возраст ребенка, больший размер его тела, присутствие рядом людей или нахождение в более знакомой местности.
Чем больше ресурсов, тем больше вероятности что он убежит или будет активничать, пытаться спасти и других — это психическая защита присущая спасателям. Чуть меньше ресурсов, значит ему остается бороться лоб-в-лоб тем самым становясь агрессором. Несоразмерность травматического события по отношению к ресурсам, возрасту, опыту ребенка может привести к замиранию или диссоциации, ребенок впадает в ступор, не может пошевелиться и никак себе помочь. Эти паттерны закрепляются в его психике так сильно, что взрослея он все еще может вести себя как ребенок, вызывая только раздражение окружающих.
Психика имеет механизм самоисцеления. Происходит он с помощью повторного проигрывания, где люди вновь и вновь неосознанно будут попадаться в повторяющиеся ситуации, воспроизводить тот травматический опыт, чтобы психика смогла преодолеть то, что она не преодолела в детстве. К сожалению, так как психика осталась на уровне ребенка, психические защиты будут включаться вновь и вновь, не давая ему преодолеть то, на что у него итак не хватило сил.
Поэтому здесь в силу должна вступать индивидуальная или групповая длительная психотерапия, где терапевт может выступить в качестве того взрослого, которого ему не хватало чтобы, наконец, почувствовать себя ребенком в полной безопасности. Это словно построение моста между ребенком и миром, от которого он закрылся щитом Спасателя.
- Шутценбергер A.A. Синдром предков: Трансгенерационные связи, семейные тайны, синдром годовщины, передача травм и практическое использование геносоциограммы, — М.: Изд-во Института психотерапии , 2005. — 33 с.
- Levin, Peter A. Waking the Tiger-Healing Trauma. The Innate Capacity to Transform Overwhelming Experiences / Peter A. Levin with Ann Frederick. Berkeley, California: North Atlantic Books, 1997.
